Военный хирург: "Война не предполагает, что всех спасут"

Стать хирургом начальник хирургического отделения Полтавского военного госпиталя, подполковник медицинской службы Николай Борисенко решил еще в школьном возрасте. Однако поступить в медицинский институт (ныне УМСА – Украинская медицинская стоматологическая академия) удалось не сразу – первая попытка оказалась неудачной. После двухлетней службы в армии будущий хирург пошел второй раз штурмовать кафедру мединститута. На этот раз удалось. Далее – обучение, три года интернатуры во второй городской больнице Полтавы и Борисенко вернулся на родную Семеновщину работать в районной больнице. Лишь в 2000 году хирург вернулся в Полтаву, где ему предложили место в военном госпитале. Там работает и по сегодняшний день. Ради новой работы пришлось призываться на военную службу.

"Разницы в лечении военных и гражданских не вижу, – рассказывает Борисенко. – Человеческий организм одинаков. Военные сделаны из тех же клеток, что и гражданские. Конечно, есть нюансы организационного плана – мы подчиняемся Министерству обороны. А что касается медицинской помощи, то особой разницы не чувствую. С началом войны ситуация немного изменилась: другая структура заболеваемости, раненые, пострадавшие от контузии".

В 2005 году финансовая нужда заставила искать заработки за рубежом. Сначала Николай Борисенко хотел поехать в Ливию, но не сложилось. Оформил визу в Республику Йемен и проработал там по частному контракту три года.

"Без казусов не обошлось. Вылетали из Москвы, в аэропорту спросили цель визита. Я ответил, что на работу. На меня косо посмотрели, но пропустили. В Йемене выяснилось, что визу нам оформили туристическую, а на месте при трудоустройстве стоило оформлять рабочую", – рассказывает врач.

С трудоустройством, по его словам, ему повезло. Попал в большой город Тайс – в Йемене таких три: столица Сана, бывшая столица южного Йемена Аден и, собственно, Тайс. На новом рабочем месте встретил земляков – супругов врачей, анестезиолога и невропатолога.

"Государственная медицина Йемена занимает небольшой сектор, граждане все чаще обращаются в частные клиники, в одной из которых мы работали", – поясняет Борисенко.

Разговорный язык врачам на новом месте удалось освоить, читать научились. С пациентами общаться не сложно, даже без услуг переводчика. Иногда коллеги помогали с переводом. А вот менталитет йеменских арабов приходилось изучать на горьком опыте. На йеменском рынке, например, нет устоявшихся цен: за сколько сторговался – за столько и покупай. "Я этого не знал. Спросил у продавца сколько стоит картошка, он назвал цену, которую только что придумал. Так картофель мне обошелся втридорога" – вспоминает медик.

Интересный случай произошел и при оформлении визы. Йеменцы часто употребляют выражение "иншалла", что в переводе означает "как захочет Господь". А выражение "букра иншалла" означает "завтра, если Господу будет угодно". Эта фраза у них может повторяться месяц-два. "Прихожу за визой, а они из дня в день мне отвечают "букра иншалла". Они обязательно сделают, но потом. Йеменцы так относятся не только к иностранцам. Стоит запомнить, что они живут, никуда не спеша. В Йемене постоянное лето, зимние морозы их не заставляют двигаться быстрее", – смеется хирург.

Быть в хорошем и расслабленном настроении йеменцам помогает популярный там амфетамин – кат. Для достижения желаемого эффекта необходимо пожевать листья катового куста. Николай Борисенко признается, что тоже попробовал. Правда, несмотря на заверения йеменцев, что это лучше, чем водка, так называемого "кайфа" не испытал.

Несмотря на то, что кат легализован, в Йемене создан комитет по борьбе с этим амфетамином. На государственных учреждениях и больницах, кроме привычных табличек о запрете курения, изображали перечеркнутый листок ката, что означало запрет его жевать.

"В Йемене я имел немалый опыт огнестрельных ранений. На 20 миллионов населения вооруженность втрое превышает количество официально зарегистрированного оружия. Даже в больницу приходили с пистолетом или автоматом Калашникова. Они решают конфликты только с помощью оружия. Например, на один товар два покупателя. Выигрывает тот, кто первым достает пистолет. Синяков у йеменских мужчин нет, они имеют огнестрельные ранения", – говорит врач.

Сложнее всего было с отпусками. Больница оплачивала только билет в один конец, возвращаться обратно слишком дорого. Поэтому и отпуск пришлось отгуливать в Йемене.

После окончания контракта Борисенко планировал вернуться в эту страну, но не сложилось. "В Полтаве мне предложили должность заведующего отделением хирургии. Полтора года побыл гражданским, потом призвался на военную службу. С миротворцами тоже уехать не удалось, хотя хотелось. К миротворцам труднее устроиться, ведь там серьезный конкурс и совсем другие деньги. За год работы там можно заработать неплохие средства. Давайте по-честному: я в свои 50 лет не буду рассказывать о огромном желании помочь афганскому народу. Это же будет нечестно. Опыта там тоже не наберешься, поскольку наши врачи обслуживают украинский батальон контингента ООН. Работы немного. Врачи туда едут, чтобы заработать", – откровенно объясняет хирург.

Во время беседы он вспомнил и то время, когда над военным госпиталем навис "домоклов меч". Перед войной в 2013 году в армии были серьезные сокращения в связи с переходом на контрактное войско. "Нам прямо говорили: "Ищите работу, потому что госпиталя в 2014 году уже не будет". Мы понимали, что термином "контрактная армия" Минобороны прикрывает ее сокращение. Не будет срочников, и госпиталь закроют. Контрактники за свой счет в обычных поликлиниках по месту приписки лечиться будут. Я себе запланировал: если госпиталь закроют – вернусь в Йемен", – вспоминает Борисенко.

Больница в Йемене, где работал Борисенко

Все изменила война. В полтавский госпиталь военные с фронта попадают на долечивание, реабилитацию и для прохождения комиссии на профпригодность. А передним рубежом помощи занимаются мобильные военные госпитали, расположенные по линии фронта. На сложные операции отправляют в медицинские центры Одессы, Харькова, Киева, Львова и знаменитую больницу Мечникова в Днипре.

На переднем рубеже Борисенко также успел побывать. Весной 2014 года с легендарной 93-й бригадой он дошел от Черкасского до Донецкого аэропорта. На момент начала войны военное медицинское звено была значительно недоукомплектовано. Поэтому военные хирурги занимались не хирургической деятельностью, а лазили по окопам, собирали раненых и отправляли их в тыл.

"Накладывал жгуты, бинты, но хирургом там не работал. Почему так было? Потому что на тот момент государство не придумало другого применения для хирургов высшей категории. На том участке, куда меня отправили, я ничего другого сделать не мог. Если взять за пример психотерапевта, то ему для работы нужен портрет Фрейда, стульчик, кушетка и тишина. А мне нужна операционная, перевязочная, операционная сестра, анестезиолог", – говорит военный медик.

Он объясняет, что Донбасс – густонаселенный регион, где в каждом селе есть амбулатория. Зачем оперировать на пеньке, если в нескольких километрах есть амбулатория, где можно оборудовать операционную?

На фото: В зоне АТО

Сейчас, по словам Борисенко, медицину на передовой немного привели в порядок. "Высшее руководство рассказывает, что решение отправлять хирургов на передовую – это не ошибка, потому что тогда невозможно было поступить иначе. А я это вижу так: меня с опытом лечения огнестрельных ранений в Йемене отправили выполнять работу санинструктора, а молодые врачи, которые не видели ранений, работали в военно-медицинских госпиталях и наделали много ошибок", – говорит он.

В 93-й бригаде в то время были проблемы как с медициной, так и с техникой. Много боевых машин либо не заводились вовсе, либо быстро выходили из строя. И это не вина командира бригады Олега Микаца, ведь на поддержание техники в боевой готовности нужны были немалые средства, а их армии не выделяли. "Комбриг после боевых выходов любил приговаривать "Гладко было на бумаге, да забыли об оврагах. А по ним ходит", – вспоминает хирург.

Раненых эвакуировали вовремя – имели для этого санитарный автомобиль "УАЗ" и старенький "Мерседес". Затем один из банков переделал инкассаторский броневик под санитарку. Волонтеры помогали медикаментами, продуктами и машину приобрели. Когда стояли возле аэропорта, и туда на танке невозможно было проехать, то вопрос проезда санитарных автомобилей даже не стоял. Но иногда командование приказывало ехать забирать раненых в то время, когда там велся артиллерийский огонь. "Я понимаю: там люди гибнут Но если я поеду и их не спасу и сам погибну? Война не предполагает, что всех спасут. И по моему глубокому убеждению, на передовой хирург не нужен. Его место в госпитале, чтобы остановить кровотечение и прооперировать", – говорит Борисенко.

На фото: В зоне АТО

Военных хирургов со стажем, объясняет он, не так уж и много. Для того, чтобы подготовить хирурга его квалификации, государству необходимо 10 лет. "Я согласен, что перед Богом мы одинаковы, но если меня отправить не на передовую на верную смерть, а в госпиталь, то скольких же я людей спасу! У американцев не увидишь, чтобы хирург бегал по полю, в них врачей пачками не стреляют. Во время войны на Востоке страны погибло немало хирургов", – с горечью вспоминает врач.

Сейчас Николай Борисенко и дальше служит в госпитале, где продолжает лечить больных. О заграничных поездках уже не мечтает – говорит, что это занятие для молодых, которые не всегда обогащаются там врачебным опытом: "Знакомый хирург сейчас работает на Мальдивах. Рассказывает, что только по убеждениям турфирм там везде курорт. А из всех островов, лишь небольшая доля являются курортными, на других живут местные жители. Знакомый работает на острове 800 метров в ширину и один километр в длину. Лечит местных жителей. Говорит, что несмотря на громкое название "Мальдивы", он там скучает, поговорить не с кем, скучает".

Несмотря на нервность и сложность работы, Николай Борисенко радуется, когда провел операцию успешно и облегчил страдания пациента. В свободное же от работы время он любит рыбачить, работать на даче, с друзьями на природу выехать. Особое пристрастие имеет к игре на гитаре. "С детства о ней мечтал. В селе Кривая Руда, где я рос, музыкальной школы не было. Только когда я учился в третьем классе, к нам приехал музыкант и открыл музыкальный класс. На гитаре играть он не позволил, называя ее империалистическим инструментом. Предложил на балалайке", – вспоминает Борисенко.

На балалайке он играл два года, ожидая, когда же ему наконец дадут гитару. В конце концов преподаватель ее принес, но семиструнную. "Впоследствии я узнал, что учитель не собирался учить меня на ней играть. Что же поделаешь, империалистический инструмент. В тот же день я пришел домой и забросил балалайку, а гитару переделал в шестиструнную, переписал у ребят аккорды и начал играть. Несмотря на то, что я не связал с этим инструментом свою жизнь, все же детскую мечту осуществил. На гитаре сейчас играю для друзей у костра", - рассказывает Борисенко.